– Вот, матушка, мы все про большевиков говорим… Что там эти декреты и всякие социализации, а у нас? Эх, всю Россию сделали сплошным публичным домом. Поскорее бы уже сдохнуть, что ли!..
Однажды Лада, по обыкновению, погнала козу пастись в горы. Старик решил выследить. Разве угонишься в его лета за молодой и проворной женщиной?.. С горы на гору? Потерял, долго бродил и неожиданно наткнулся на козу: привязана за веревку к корявому пню, щиплет травку, а Лады не видно. Побродил вокруг, покричал – не отзывается. Ну вот! Теперь ясно. Торопливо вернулся домой и пошел на берег к рыбакам:
– А где Харлампий?
– Крабов ушел ловить…
– Давно?
– Давно уж.
Открытие! Все рассказал жене. Стали чувствовать себя виноватыми перед Борисом. Как-то вернулся он из Севастополя веселый, жизнерадостный и за чаем на балконе при всех, даже при Ладе, сообщил приятную новость: приехала из России его «первая любовь», и скоро он всех познакомит с ней, привезет ее сюда погостить. Она служит в лазарете, ей дают отпуск на неделю – и вот он пригласил… Прекрасный человек! Таких женщин теперь нет уже, обломок старины: есть в ней что-то «тургеневское»…
– Твоя невеста? – весело спросила Лада и искренно обрадовалась: она много слышала уже об этой девушке от Владимира. Будет веселее с молодой, а то так надоело ворчанье.
У Лады с Борисом давно уже все оборвалось. Лада отдыхала от «любви» Бориса, повеселела, расправила смятые крылья души. Никаких объяснений не было. Просто оборвалось! Борис оставил ее в покое. Это было так неожиданно и непонятно, а вот теперь все объяснилось:
– Моя первая любовь…
Старик нахмурил брови и спросил:
– Первая с конца, вероятно? Ну а как же ты, Аделаида? Ты теперь будешь под каким номером?
– Какое вам дело, папа?
– Ты тоже пригласила бы свою «первую любовь» сюда погостить. Ничего понять не могу. Мужья выдают замуж своих жен, жены женят своих мужей. Поистине, Содом и Гоморра!
Ничего не склеивается, все расползается. Так казалось старикам. А Лада с Борисом подружились. Точно спали с обоих тяжелые цепи, которыми они были скованы между собой. Уходили на берег моря, сидели и доверчиво, по-дружески говорили о Веронике. Лада слушала и думала: должно быть, Вероника очень хорошая и сильная – Борис точно воскорес к новой жизни. Стал ласковый и все просит прощения у Лады, целует ей руки и все спрашивает:
– Презираешь ты меня, Лада?
Что-то новое появилось в глазах Бориса. Может быть, в них застыло выражение нового чистого счастья, новых надежд, кроткая мечтательность…
Проснулась потребность быть чисто одетым, деликатным и красивым в словах и поступках. Приехал Карапет, а Борис спрятался. Почему? С этим приятелем связано много грязных и пошлых воспоминаний; теперь, после встреч и разговоров с этим человеком, Борис чувствует себя так, словно в чем-то испачкал свое чувство к Веронике.
– Привези ее. Я ее уже люблю… За то, что она сумела сделать то, чего не смогла сделать я: пробудила в тебе человека! – грустно, со вздохом сказала Лада. Стала отирать платочком слезы.
– Нет, нет, Лада, не обвиняй себя!.. Наша любовь родилась в кровавом зверином кошмаре… Я еще и сам не твердо верю в новое и потому иногда боюсь его. Вероника – как страничка из далекой и прекрасной жизни, когда человек сам освещает свою любовь всякой красотой… Когда перечитываешь эту страничку, кажется, что все вернулось… А вдруг все это тоже самообман? Способен ли я, Лада, ответить на эту чистую любовь?..
– Верь, Борис, и все будет хорошо…
– Хочется верить, Лада, очень хочется, но… бывают моменты, когда я теряю в себя веру и ловлю себя на «зверином»… Оно выскакивает вдруг неожиданно для меня самого… Чистота этой девушки… иногда… рождает во мне какое-то звериное желание осквернить, развратить… Впрочем, это случалось раза два… обыкновенно же этого не бывает… Вообще, все это для меня ново: такое юношеское боготворение, романтизм… Ходил с ней в собор и молился… и верил в Бога! Хоть несколько минут да верил… Она, знаешь, религиозна, и это отражается на моей душе…
– Ее любовь, Борис, очистит твою душу… В ней твое спасение…
– Дай, Лада, руку… поцеловать. Какая ты хорошая, добрая!.. И ничего этого я раньше не замечал и не ценил…
– Ты ей ничего не говорил о нашей… наших отношениях?
– Нет, Лада, не хватает духу…
– И не надо. Зачем? Только смутишь, загрязнишь… Мы должны все это забыть. Точно ничего не было. Хорошо?
– Хорошо. А ты сможешь это сделать… сама-то?
– Смогу. Я хочу любить тебя только, как своего брата… У меня не было братьев, и я всегда жалела об этом. Ну, вот… ты – брат.
Вернулись домой оба необыкновенные: точно всю жизнь давали только одну радость друг другу. У стариков даже появилась надежда, что все снова устроилось. Только бы уж вела себя иначе! Но уехал Борис, и Лада снова стала уходить в лес под предлогом пасти козу и снова возвращалась странной и загадочной: напоминала жену, которая обманывает мужа. Старик решил откровенно поговорить с дочерью. Так честная, порядочная женщина делать не может. Однажды, когда Лада вернулась со свидания расстроенная, с заплаканными глазами, отец зашел к ней в комнату:
– Вот что, Лада… Долго я молчал, но больше не могу…
– Ну что вам от меня нужно? Не даете мне жить…
– Постой, не волнуйся!.. Ты знаешь мои взгляды: я все могу простить и все понять, но… мне тяжело… Не воображай, что мы с матерью слепы и ничего не видим… Я не могу! Я требую, чтобы ты изменила свое поведение!
– Поведение?.. Я, папа, не в гимназии… и мне пятерок за поведение не надо.